Я и Не-Я

Доктор медицинских наук В. Т. Бахур

Химия и Жизнь №6, 1983 г., с. 68-72

 

Сравнение психики с зеркалом не ново. Словно зеркало, индивидуальное человеческое сознание отражает беспредель­ный мир. Тем самым оно выступает как бы в качестве «носителя» этого мира. Не случайно иные мыслители попадали в тене­та абсурдной идеи солипсизма - убежде­ния, будто психика не отражает вещи, но творит их. Все дело именно в том, что каждый из нас наделен, специфическим и трудно передаваемым чувством собствен­ной суверенности; каждому присуще созна­ние личного переживания всей поступаю­щей извне информации. О чем бы я ни думал, я никогда не забываю о том, что это думаю я, а не кто-то другой. Это об­стоятельство, собственно, и делает инди­видуальное «я» каждого человека своеоб­разным центром мира.

Ясно, что чувство субъективности должно возникать каким-то очень непро­стым путем. Поставим вопрос более кон­кретно: что лежит в основе этого чувства? Какие нейрофизиологические механизмы ответственны за формирование у человека его самосознания - чувства «я», каков его материальный субстрат? Дано ли оно нам первично, от начала нашего индивидуаль­ного существования или складывается по­степенно? И можно ли его вычленить из всего, что составляет содержание нашей психики?

 

1. ПРОБУЖДАЮЩИЙСЯ МОЗГ

Для ответа нужно было бы привести организм в такое состояние, чтобы высшие проявления психики, связанные с упорядо­ченным логическим мышлением, оказались на время отключенными и наблюдатель получил бы возможность обозревать ее низшие, глубинные слои. Дело в том, что индивидуальное сознание нельзя предста­вить себе как нерасчленимое целое. Ско­рее это многоэтажная, многоуровневая структура (некоторые исследователи насчи­тывают в ней до двадцати «этажей»). Что­бы расслоить ее, нет надобности изобре­тать какие-то изысканные эксперименты. Многоэтажность сознания можно наблю­дать непосредственно - при восстановле­нии сознания после травмы мозга, после обморока, после выхода из наркоза.

Подробное описание постепенного пробуждения сознания сделал известный русский физиолог А. А. Герцен, сам стра­давший обмороками.

Сначала возникает неопределенное, смутное ощущение «существования вооб­ще» - некое сумеречное и еще вполне безличное сознание. Затем выплывают бо­лее оформленные представления, зыб­кие образы текут без всякого порядка, как если бы грезящий видел фильм, смон­тированный из снятых наугад и не связан­ных друг с другом кадров. При этом су­бъект не знает, принадлежат они внешне­му или внутреннему миру, действитель­ность это или иллюзия. Грань между «я» и «не-я» отсутствует. Далее происходит по­степенное обособление самосознания, хотя понимания ситуации - времени, простран­ственных отношений, причинно-следствен­ных связей - все еще нет. И лишь затем чувство «я» окончательно реставри­руется вместе с ясным осознанием окру­жающего мира.

Итак, примитивное, не соотнесенное с «самостью» чувство бытия в мире, переживаемое в первые моменты восстанов­ления сознания,- вот фон, на котором постепенно прорисовывается осознание ми­ра и обособленного от него «я». Иногда такое первичное чувство бытия возникает при внезапном пробуждении от глубокого сна. О нем писал Марсель Пруст: «...Про­снувшись ночью, я не мог понять, где я, в первую секунду я не мог даже сообра­зить, кто я такой; меня не покидало лишь первобытно простое ощущение того, что я существую,- подобное ощущение может биться и в груди у животного».

Наконец, наблюдения над психиче­скими больными тоже как будто говорят о том, что чувство «я» надстраивается над нижележащими этажами. Так по крайней мере считает известный французский пси­хиатр Анри Эй. Он приводит пример с пациентом, выздоравливающим после острого инфекционного психоза. Медлен­но и как бы на ощупь индивидуальное «я» находит себя в окружающем мире. Происходит движение сознания по вертика­ли через все слои, напоминающие то, о чем мы только что говорили,- только совер­шается оно не в считанные секунды, как при пробуждении от сна, а за несколько недель. Таковы в самом кратком изложении данные, заставляющие предполагать, что в основе субъективности лежит неопределен­ное, недифференцированное чувство суще­ствования в мире, когда еще нет ни от­граничения «я» от «не-я», ни полноценно­го осознания внешнего мира.

 

2. ИСТОЧНИК СВЕТА

Спрашивается: какие структуры мозга формируют это «бессознательное созна­ние» - примитивное чувство бытия? По­пробуем сперва его проанализировать. Оказывается, оно может быть расчленено на еще более простые психофизиологиче­ские компоненты.

Прежде всего чувство бытия пред­полагает (и включает в себя) определен­ный уровень бодрствования: в угасшем со­знании нет никаких чувств. Далее, оно свя­зано с простейшими эмоциональными ощу­щениями («приятно», «неприятно», «боль­но») - это бывает, например, при восста­новлении сознания после травматического шока. Наконец, чувство бытия в той или иной мере интегрирует ощущения, связан­ные с раздражением внешних рецепторов (слух, зрение и т. д.).

Очевидно, для того чтобы выяснить местопребывание интересующей нас низ­шей ступени сознания, нужно по крайней мере знать, от чего зависит бодрствование и где формируются эмоции и ощущения.

На эти вопросы мы можем ответить. Последние три десятилетия внимание нейрофизиологов привлекает особая система нервных клеток с густо переплетенными волокнами, расположенная по длиннику мозгового ствола, включая продолговатый и средний мозг, а также зрительные бугры. Системе этой присвоено чисто морфологи­ческое и маловыразительное наименование сетчатой, или ретикулярной, формации. Классическая физиология мозга, традиционно приписывающая каждому участку центральной нервной системы конкретную функцию, столкнулась в лице ретикуляр­ной формации с парадоксальным явле­нием: она, эта формация, заведует всем на свете и ничем в частности. Дело в том (это поняли сравнительно недавно), что сетчатая формация активизирует дру­гие отделы мозга, то есть служит для них чем-то вроде энергетической подстанции. Электротехнические сравнения в нейрофи­зиологии - дурной тон, но без них иног­да трудно обойтись.

Сетчатая формация отвечает за со­стояние бодрствования.

Две другие составные части того, что мы назвали чувством бытия, подлежат ве­дению подкорки. Термин «подкорковая об­ласть» означает совокупность образований, расположенных между верхним этажом мозга, то есть полушариями, и нижним - стволом; сюда входят зрительные бугры, гипоталамус, четверохолмие и другие нерв­ные узлы. Прямые эксперименты (вживле­ние электродов в узлы подкорки у подо­пытного животного) показывают, что имен­но здесь совершается первичная интегра­ция сигналов, идущих из органов чувств, и возникают первичные эмоции.

Например, выяснилось, что раздраже­ние таламических ядер (таламус, или чер­тог,- другое название зрительного бугра) вызывает вспышки гневливости или близкие к ним картины эмоционального возбужде­ния. Боковые отделы таламуса играют роль полисенсорных образований - здесь про­исходит первичный синтез слуховых, зри­тельных и других сигналов, как бы форми­руется первичный образ мира. Интегративным центром высокого функционально­го уровня оказалась и подушка таламуса.

Ретикулярная формация ствола и под­корка - таков, следовательно, анатомиче­ский субстрат первичного сознания, или чув­ства бытия в мире. Этот вывод опять-таки можно подкрепить ссылками на больных, в частности людей, перенесших нейрохи­рургические операции. В начале прошлого века английский врач Паркинсон описал бо­лезнь, которою он сам страдал,- дрожа­тельный паралич. В наше время открылась возможность более или менее успешно ле­чить паркинсонизм хирургическим путем, воздействуя на определенные участки под­корки. Но во время операции иногда на­блюдается странное явление: у пациентов нарушается чувство реальности их собствен­ного существования.

 

3. ПУТЬ К СЕБЕ

Куда сложней вопрос, где коренится «я» в собственном смысле слова.

Одна из самых сложных задач, с ко­торой столкнулись науки, изучающие пси­хическую деятельность человека, состоит в том, чтобы связать информацию, получае­мую человеком, так сказать, от самого се­бя, с результатом объективных наблюде­ний. Связать психологию с физиологией. И когда речь идет о поисках материальной основы, на которой возникает интегратор психики, то, что объединяет все сознатель­ные акты, превращая их в жизнь личности, - эта задача вновь предстает перед ученым с небывалой остротой.

Здесь нужно сделать одну важную оговорку. Сознание невозможно оторвать от его субстрата - мозгового вещества. Но связь функции и морфологии не следует понимать упрощенно. Мозг не «продуци­рует» сознание; данные нейрофизиологии, биохимии, электроэнцефалографии и т. д. не поддаются прямой интерпретации в тер­минах психики. Выражаясь фигурально, функция «парит» над морфологическим субстратом; те или иные отделы мозга, группы клеток, проводящие пути обеспе­чивают определенные свойства и компо­ненты сознания, которое, однако, не сво­димо к своему материальному носителю; и структура сознания отнюдь не копирует; структуру мозга.

Чтобы представить себе, каким обра­зом над первичным чувством бытия над­страиваются высшие уровни индивидуаль­ного сознания, нужно, очевидно, привлечь данные о созревании мозговых структур у ребенка, осторожно сопоставив их с дан­ными возрастной психологии.

Аморфное, «облаковидное» чувство бытия стереотипно. Осознающее себя «я» - уникально. Не будет натяжкой пред­положить, что и механизмы обеспечения первичного чувства бытия формируются однотипно, то есть более или менее оди­наково у всех людей; другими словами, они фенотипически предопределены. Суб­страт этой низшей формы самосознания - подкорковые ядра - оказывается в основном сформированным уже к моменту ро­ждения человека. Что же касается развито­го «я», то оно в значительной мере не наследуется, а приобретается. Его морфо­логическому субстрату еще предстоит со­зреть. Этим субстратом, по убеждению по­давляющего большинства нейрофизиологов, психологов, психиатров, является «моз­говой плащ» - большие полушария с их массой белого вещества и относительно тонким слоем клетчатого серого вещества, называемого корой.

Пожалуй, наиболее очевидное субъективное свидетельство моего «я» о са­мом себе - сознание непрерывности моей личности во времени. Лев Толстой помнил себя в шестимесячном возрасте. У боль­шинства людей непрерывная память о себе восходит к четырем-пяти годам. Это пока еще очень зыбкое «я». Лишь постепенно первичное сознание бытия в мире персо­нифицируется, то есть становится чувством личного присутствия в мире. Под влиянием элементарной жизненной практики, мани­пуляций ребенка предметами - тех как будто бессмысленных движений, которые совершает малыш, хватаясь за что попало, - происходит отграничение системы «я» от системы «не-я». Личность осознает себя в единстве с миром и в оппозиции к не­му. Словно из пеленок, из хаоса впечат­лений высвобождается индивидуальное «я». Таким образом, процесс «индивидуации» можно представить себе как некое восхо­ждение: психологически - от безличного чувства бытия к самосознанию, нейрофизиологически - от первичных функций подкорковых образований к сложному и согла­сованному функционированию подкорки и коры.

Познай самого себя - этот древний призыв своеобразно осуществляет каждый из нас на пороге жизни.

 

4. «Я» И ЕГО ДВОЙНИК

Заметим, что при этом нарушается функциональная симметрия мозга. Подкор­ковые образования представляют собой парные органы. Правый и левый зритель­ные бугры в принципе тождественны: они и построены одинаково, и функционируют однотипно. Это же можно сказать о двух половинках четверохолмия, правом и левом бледном шаре и других ядрах подкорки. Мозговых полушарий тоже два; однако пра­вое «поет» не в унисон с левым.

Мы коснулись темы, весьма живо об­суждаемой в последние годы. Скажем о ней два слова. Восемьдесят лет назад бы­ло сделано важное открытие: обнаружено, что центры речи у правшей (то есть у большинства людей) располагаются только в левом полушарии; в правом их нет. У лев­шей - наоборот. Так было выяснено, что полушария, построенные как будто одина­ково, в функциональном отношении не вполне симметричны: отправления более низкого уровня (двигательные, чувствитель­ные и др.) представлены в обеих половинах, зато высшие функции (речь, письмо, счет) локализуются только на одной стороне. Складывалось впечатление, что психикой в узком смысле слова - мышлением - ве­дает лишь одно полушарие, чаще всего ле­вое.

За минувшие 10-15 лет эта теория сильно изменилась: все оказалось гораздо сложней. Но главный тезис - что загадка формирования речи и абстрактного мышле­ния скорее всего связана именно с этим свойством мозга, с его асимметрией,- остается незыблемым. Решающие данные были получены после того, как удалось произвести первые операции расщепления мозолистого тела. Так называется перемыч­ка между полушариями; операция предот­вращает распространение судорожных раз­рядов с одного полушария на другое у больных с тяжелыми формами эпилепсии. Блокировать связь можно и нехирургиче­ским путем. Так или иначе, разъединен­ные половины мозга начинают функциони­ровать независимо друг от друга, и это позволяет изучать каждое в отдельности. Другой путь исследований - наблюдения над больными с изолированными пораже­ниями правого и левого полушарий.

Оказалось, что образ действительно­сти, формируемый с одной стороны, от­личается от совокупной картины, которую создают обе половины вместе. Другими словами, левый образ отличается от пра­вого. «Я» правой половины имеет своего двойника в левой, но поразительно, что они не совпадают. Дело дошло до того, что некоторые ученые, и притом весьма авто­ритетные, заговорили о возможности фор­мирования (у людей с «расщепленным» мозгом) двух независимых индивидуальных сознаний. Две души в одной голове! Не напоминает ли это нам известные случаи раздвоения личности у психических больных?

Сейчас уже стало почти тривиальным представление о том, что левое полуша­рие ответственно за отвлеченное, знаково-символическое и в том числе вербальное (речевое) мышление, в правом же по пре­имуществу формируется мышление образ­ное, интуитивно-чувственное. Левое глав­ным образом анализирует; правое создает синтетические, целостные образы. (Для простоты изложения мы говорим здесь только о правшах.) Но, конечно, не сле­дует думать, будто различия эти абсолют­ны: правильнее будет говорить о взаимо­дополнении при обеспечении той или иной конкретной функции. Возьмем, к примеру, речь. Хотя механизмы ее локализованы сле­ва, нельзя утверждать, что правое полуша­рие не имеет к речевой деятельности ни­какого отношения. Достаточно сказать, что, например, музыкально-интонационная сто­рона устной речи (ритмика, нюансировка и мелодика фразы), как выяснилось, обес­печены структурами правого полушария; оно же участвует и в формировании письменного языка.

Можно было бы привести другие лю­бопытные соображения, подсказанные фак­том функциональной асимметрии мозга. Например, некоторые исследователи пред­полагают (мы имеем в виду работы Н. Н. Брагиной и Т. А. Доброхотовой), что инди­видуальное (психофизиологическое) время человека должно обладать свойством энантиоморфности, то есть признаками «лево­го» и «правого». Время человека как бы течет слева направо. Реальное физическое время есть непрерывное превращение бу­дущего в прошлое. Аналогично этому пси­хофизиологическое время «перетекает» из левого полушария, где формируется образ будущего - предполагаемого, ожидаемо­го, планируемого, в правое полушарие, в котором отпечатывается образ прошлого - пережитого, образ, насыщенный конкрет­ным чувственным содержанием. Будущее время - «левое», прошлое - «правое». Все это имеет непосредственное от­ношение к нашему вопросу, ибо оконча­тельно сознание «я», как уже сказано, складывается в коре больших полушарий. Система «я» (противопоставляемая системе «не-я») немыслима без индивидуального пространства и времени и неотторжима от механизмов вербального мышления. Мы вправе предположить, что оба полушария вносят свой, неодинаковый вклад в форми­рование чувства личности. Левополушарное «я» более абстрактное и в большей мере устремленное в будущее: это «я» надею­щееся, прогнозирующее, рассчитывающее наперед свои поступки и события внешне­го мира. Правополушарное «я» - конкрет­но-чувственное самоотражение индивидуума в мире, «я», богатое своим прош­лым. Но обе половины принадлежат одно­му и тому же мозгу. Поэтому у нас все-таки не два «я», а одно: личность - по крайней мере у здорового человека - всег­да осознает себя единой, нераздельной и непрерывной во времени.

 

5. СУЩЕСТВУЕТ ЛИ «Я» У ЖИВОТНЫХ?

Возникновение двух функциональных систем индивидуального сознания - систе­мы «я» и системы «не-я» - означает ко­лоссальный скачок на пути эволюции пси­хики. И конечно, не следует забывать, что становление высших уровней «я» - чет­кого сознания своего личного присутствия в мире, понимания реальности других лич­ностей - есть в большей мере резуль­тат социального развития человека. У детей, выросших вне человеческого окружения, чувство «я» оказывается почти не выкри­сталлизованным из первичного чувства бы­тия. По своему психическому облику они гораздо больше походят на воспитавших их зверей, чем на людей.

Тогда возникает вопрос: существу­ет ли чувство собственного «я» у животных?

Здесь мы вступаем в зыбкую область гипотез. Поэтому ограничимся немногими сугубо предварительными соображениями.

Возможность сознания (и самосозна­ния) хочется прежде всего поставить в связь со степенью совершенства нервной систе­мы. Какого совершенства? Разумеется, морфологического. Более совершенной структурой мы привыкли считать более сложную. Представим себе на минуту че­ловека, чья нервная система представле­на одним спинным мозгом. Такой «спинальный» человек окажется абсолютно беспо­мощным. В лучшем случае он будет хаоти­чески двигать конечностями. Но у муравья нервная система еще примитивней: это про­сто цепочка ганглиев. А между тем со своей жалкой нервной организацией мура­вей обнаруживает способность к порази­тельно сложным формам поведения, кото­рые трудно свести к чисто инстинктивным, автоматизированным актам.

Вправе ли мы отвергать у него какую бы то ни было возможность хотя бы прими­тивнейшего «самосознания»? Может быть, правильнее говорить о различных типах или уровнях субъективности, надстроенной в одном случае на ганглионарную нервную систему насекомых, в другом - на цент­ральную нервную систему позвоночных жи­вотных, в третьем - на высоко совер­шенную, снабженную развитым мозговым плащом центральную нервную систему че­ловека?

Несколько более уверенно можно го­ворить о филогенетических младших братьях человека - высших животных. В том, что первая ступень субъективности, простейшее чувство бытия в мире, присуща им, быть может, не в меньшей степени, чем нам, сомневаться почти не приходит­ся. Хотя бы потому, что подкорковые об­разования мозга развиты у них достаточно хорошо. А самосознание? В последнее время получены кое-какие данные о функ­циональной асимметрии больших полуша­рий у высших животных; есть какие-то на­меки на «праволапость» и «леволапость» (аналогично праворукости и леворукости у человека - наиболее очевидному призна­ку мозговой асимметрии). Наблюдения над животными заставляют предполагать, что у них есть механизмы простейшего выде­ления своей индивидуальности. Но рече­вое мышление, этот продукт социального бытия, у животных отсутствует. Этот порог Непреодолим. И он дает нам право утвер­ждать, что «я» животного, если оно суще­ствует, должно очень сильно отличаться от человеческого «я».

 

ЧТО ЧИТАТЬ О ФИЗИОЛОГИИ СОЗНАНИЯ И САМОСОЗНАНИЯ У ЧЕЛОВЕКА

 

Герцен А. А. Общая физиология души. Спб., 1890.

Дельгадо X. Мозг и сознание. М., 1971.

Спиркин А. Г. Сознание и самосознание. М., 1972.

Брагина Н. Н., Доброхотова Т. А. функцио­нальная асимметрия мозга и индивидуальное про­странство и время человека. - Вопросы философии, 1978, № 3.

Бахур В. Т. К вопросу о нейрофизиологических механизмах чувства собственного «я».- Вопросы пси­хологии, 1980, № 5.

__На главную страницу